Табия 32

"Табия-32" - еще одна книга в моем списке "книг, в которых действие происходит в разговорах". Особенно это ощущается в начале - вот мы выслушали монолог маститого профессора, основателя новой культуры, вот говорит его знакомый, вот студент-нигилист, вот опальный ученый (а главный герой, с его юношеской впечатлительностью, пока слушает, всем верит, а как за дверь выйдет - начинает сомневаться). И вот из этих монологов мы узнаем, как устроен мир, в котором происходит действие.

Мир, в котором место Великой Русской Литературы заняла Великая Русская Шахматная Культура.

Причем это не просто условная/аллегорическая концепция, а действительно проработанная идея, которая определяет и речь героев, и их поведение, и мир, в котором они живут.

Будущее, примерно +50 лет от нынешнего момента, после пережитых Россией исторических потрясений великие умы долго думали, в чем их причина, и решили, что корень зла - русская литература, ну сами подумайте, чему она может научить? Воспевать страдания? Бросаться с топором на старушек? При этом великие умы достаточно умны, чтобы понять, что недостаточно просто искоренить плохое, нужно дать народу альтернативу. Доступную каждому, недорогую, с хорошим воспитательным потенциалом? Балет дорого, хоккей сложно, а вот шахматы… И так начинается проект Переучреждения России.

Шахматы занимают то место, которое занимала литература, проникают в речь героев (междометия, поговорки, какие-то обыденные выражения, вроде "терять темп" или "медленный. как шатрандж"); вместо "кто тебе ближе, Пушкин или Лермонтов", теперь обсуждают "Ботвинник или Спасский", школьники заучивают классические партии, студенты, выпив на кухне, уходят в длинные теоретические споры о дебютах, в которых сами половину не понимают; конкурируют друг с другом кафедры "историков" и "аналитиков". И это всё сделано очень подробно и убедительно, красиво.

Причем последовательно отрабатываются и контр-аргументы, которые могут прийти в голову дотошному читателю (Но ведь и шахматы - это игра про войну и противостояние? Но как же исчерпаемость позиций?) Ход про то, как они переформатировали восприятие шахмат, мне, кстати, особенно понравился: теперь шахматы - это игра не про войну, а про диалог, про совместное создание красоты в диалоге. (В одном из эпизодов герой критикует Толстого за многословие - вот, говорит, что получается, когда автор порождает ничем не сдерживаемый монолог, то ли дело наше диалогическое шахматное искусство).

Вот с исчерпаемостью позиций, правда, сложнее.

Аллегория, как мне кажется, получилось обоюдоострая. Можно прочесть и как "смотрите, это ваше изучение великой русской литературы - такая же вырожденная игра в бисер, можно заменить на шахматы и ничего не поменяется, а даже и лучше станет", и как "смотрите, к чему приводит отказ от русской литературы, какова жизнь в стране, переучрежденной по западным лекалам". Ну и тема про "всё, что кажется нам древней традицией, было придумано полвека назад" тоже присутствует. При этом, хотя в рассказах о новой России отчетливо слышится авторская ирония, точка зрения главного героя ее в какой-то степени уравновешивает.

Пожалуй, это та сложноустроенная точка зрения, которую я так ценю в русской классике, и которая редко встречается в современной литературе - когда автор может одновременно и сочувствовать героям и иронизировать над ними, и осуждать изображаемый мир и любить его обитателей. И поэтому "Табия" - больше, чем антиутопия и больше, чем сатира.

Главный герой - аспирант, который приезжает в Санкт-Петербург из Новосибирска писать диссертацию о Берлинской стене под руководством известного ученого. (Берлинская стена - такая шахматная позиция). Он верит в светлое будущее, в справедливость существующего мироустройства, в собственные научные перспективы. А что смартфоны повывелись (в результате дедиджитализации), так это временное явление, вот снимут Карантин, разрешат выезд за границу, и тогда заживем. Ну и, естественно, чем дальше он забирается в своих научных исследованиях, тем больше узнает о мире того, чего предпочел бы не знать.

В центре сюжета оказывается тема "ничейной смерти" шахмат. Студент узнает про некое запрещенное исследование, которое свяжет уже разработанные дебюты и уже решенные эндшпили, сделав, таким образом, шахматы полностью предсказуемыми, исчерпаемыми. Да, пока хранит от этого та самая дедиджитализация и необходимость считать всё вручную, что ждет новую культуру, когда ей придется стать открытой?

Концовка остается такой же двойственной, как и само это построение. Но, если уж пытаться извлечь какую-то мораль, она будет такова:
Закрытые системы обречены, на чем бы они не строились.
Можно основать полезную религию на лжи.
Нельзя основать полезную идеологию на смерти.